Операция прикрытия. Короткий путеводитель по российской политике

На гербе нашей страны двуглавый орел, а мог бы быть пузырек с боярышником

Слова в эпоху социальных сетей живут недолго, вчерашнее слово для молодежи, которую теперь в кругах оппозиционных принято молиться, – «мамкин мем», и нет греха страшнее, чем оказаться немодным. Но я рискну. Самым популярным, наверное, словом декабря прошлого года (помните, был когда-то декабрь прошлого года?) было слово красивое и мягкое – «боярышник». Красивое и мягкое слово «боярышник» в конце декабря прошлого года означало смерть. Десятки людей в Иркутске отравились спиртосодержащей настойкой боярышника и погибли. Это породило массу разнообразных текстов – мудрых рассуждений о свойствах русского народа и до запретительных распоряжений правительства. Потом о случившемся просто забыли.

А вкогда слово «боярышник» еще было у всех слуху, один знакомый врач, знаток странных жидкостей вообще и спирта в особенности (это понятно, это профессиональное), сказал мне: «Там, между прочим, нормальный спирт, в боярышнике. Вполне можно пить. Обычно. Беда в том, что в иркутских пузырьках оказался технический спирт».

На гербе нашей страны, как известно и без меня, – двуглавый орел, гордая имперская птица, залетавшая Русь во времеоны вместе с Софьей Палеолог. По крайней мере, некоторые историки так думают. На гербе орел, а мог бы быть пузырек с боярышником.

[su_expand]

В защиту институтов

Утверждение, что политические институты в России не сформировались или не работают, стало общим местом – по крайней мере, для критиков режима. При этом, однако, Россия, вопреки желанию многих критиков, не является «несостоявшимся государством». Государство состоялось и в ближайшее время совершенно точно исчезать не собирается. Следовательно, и политические институты в нем сформировались и даже работают. Интуиция же, позволяющая говорить об отсутствии политических институтов, связане с их реальным отсутствием, а с путаницей в терминах, с несоответствием названий политических институтов функциям, которые эти политические институты выполняют. Мы видим, как работает Государственная дума, и сокрушаемся по поводу краха высшего оргазаконодательной власти. Орган тем не менее существует, действует и для чего-то политической системе нужен. Просто «парламентом» эторган называется по традиции – поскольку подменил собой парламент, расстрелянный в 1993 году либо купленный в 1998-м, – точная дата смерти российского парламентаризма вопрос дискуссионный, а то и вовсе превращающийся в спор о вкусах. В любом случае мы ведь не изготовители надгробных памятников, у нас нет задачи эту точную дату высекать мраморной плите. Нам бы разобраться с тем, где мы сейчас оказались. Что за органы торчат из российского государства и каким органом за какую часть нашего тела российское государство нас при случае схватит. И заодно, как завещал великий Конфуций, исправить имена.

Это, конечно, заявка многотомный труд, но, к счастью для читателя, ниже будет только небольшой текст, представляющий собой очень предварительный набросок одного из вариантов решения обозначенной проблемы. Начнем с простого.

И лаяй

Начнем с простого, как мычание так называемых парламентариев, – с системных партий. Открыв любой практически учебник политологии, пытливый юнец прочтет там, будто партии – это иерархически организованные группы людей, объединенных общностью интересов, которые стремятся к захвату политической власти или участию в ней посредством делегирования своих членов в представительные органы. Общие интересы зафиксированы в программе и отражают идеологию партии.

Прочитав такое, наш пытливый юнец, конечно, схватится за голову – если только успел составить себе хоть небольшое представление о деятельности системных партий в России. Лидеры и просто члены этих самых партий могут и в суд подать за клевету, если заподозрить их публично в стремлении захватить власть. Реальное покушение власть означало бы для них конец политической карьеры, и это если повезет.
С интересами все чуть сложнее, хоть интересы эти и не связаны ни с какой идеологией. Просто политика, добитая в федеральном центре, по русской традиции прячется в регионах.

В регионах членство в любой из системных партий, тем более депутатство может оказаться бонусом, важным для чьего-нибудь бизнеса. Представитель номинальной оппозиции, даже совсем бессмысленной, справедливоросс например, иногда оказывается влиятельным человеком и может даже выиграть значимые местные выборы. Но Россия – централизованная и центростремительная, уровне Москвы никакие неожиданности невозможны.

На уровне Москвы – и, конкретнее, Охотного Ряда – системные партии, по сути, представляют собой неразделимое единство, хоть и вынуждены изображать полемику по непринципиальным вопросам. Формально партия власти – «Единая Россия», но содержательное новшество посткрымских лет в том, что системные партии превратились в одну большую партию власти. Когда-то давно «ЕР» для внутрипартийной дискуссии создавала себе «крылья» – либеральное, консервативное и центристское. Тогда еще шутили про трехкрылого медведя под двуглавым орлом – неплохой образ для нашей корпорации монстров. Сегодня левым крылом «ЕР» является КПРФ, скандальным – ЛДПР (кстати, аббревиатура по решению ХХХ съезда партии теперь никак не расшифровывается, поскольку слово «либеральный» себя дискредитировало), а бессмысленным крылом «ЕР», эдаким недокрылком выступает «Справедливая Россия».

Никаких интересов никаких групп, которые можно было бы четко описать, партии не выражают и не защищают. «ЕР», к примеру, называют «партией чиновников», и да, в партии много чиновников, но стоит какому-нибудь видному члену «ЕР» попасть под силовой пресс, как него немедленно отрекаются, исключают из партии и клянут последними словами. Отыскать формальный критерий, объединяющий членов остальных партий, и вовсе невозможно. Правда, своя специфика есть у коммунистов – сила бренда дает себя знать, идеологическая инерция работает, тоска по Союзу свойственне только старушкам, но и подросткам, Союза не нюхавшим, и уровне регионов КПРФ – почти настоящая партия с убежденными членами.

Но все это никак не влияет ситуацию в центре. В центре – чудище обло, озорно, огромно и так далее – единая партия, фрагменты которой отличимы друг друга только благодаря наличию лидеров. Именно поэтому, кстати, Геннадий Зюганов и Владимир Жириновский вопреки слухам посты свои не покинут: власть не может пожертвовать постановочной многопартийностью, а наличие известных публике вождей дает, во-первых, легкий способ одну партию отличить другой, а во-вторых, гарантию, что никаких неожиданностей не произойдет и квазипартии не попытаются сделаться партиями.

Тем не менее эти непохожие партии партии зачем-то нужны, выполняют внутри политической системы определенную функцию и получают госфинансирование.

Посиделки в охотку

История системных партий в России – наглядный пример упрощения политической системы. Можно по годам отслеживать, как реальная оппозиция превращалась в номинальную, как у номинальной оппозиции появлялись определенные функции, предполагавшие наличие стратегий политической игры: канализация протестной активности маргинальных слоев, например. Жириновский однажды, в 1993-м, напугав и местных либералов, и Запад, взял под этой маркой большинство в Думе, но диктатуры не установил, а превратил собственную партию в собственный же законный бизнес. Зюганов давно уже олицетворяет собой уважение к советским сединам и к тем, кто по этим сединам ностальгирует. Смысл существования Сергея Миронова, надо думать, и самому Сергею Миронову не очевиден, но не бросать же человека, которого еще во времестратегических игр пустили в политику, – пусть копошится.

Партии сначала потеряли возможность по-настоящему оппонировать власти, создавать напряжение и даже угрозы (характерно, что в последний раз напряжение и угрозу для власти создал чиновный бунт, оформившийся в виде движения «Отечество – вся Россия»; нынче такой бунт немыслим, члены «ОВР» влились в ряды «ЕР», а не самый последний из них, Вячеслав Володин, поработав в Администрации президента, стал спикером Госдумы). Власть давно уже нельзя шантажировать при принятии важных решений и вымогать преференции в обмен правильное голосование. Не интересуются Думой и лоббисты, поскольку Дума – не источник законодательной активности, а место, где штампуются законопроекты, подготовленные внутри реальных центров силы: Администрации президента, Совбеза, отдельных министерств. У депутатов остался один бонус – плодить бессмысленные запретительные инициативы, которые никогда не будут приняты (осмысленные запретительные инициативы тоже не депутатами пишутся), и получать свою порцию славы.

В Госдуме седьмого созыва номинальная оппозиция и присутствует только номинально: конституционное большинство «ЕР» исключает возможность фронды. Впрочем, это излишняя предосторожность: в отростки партии власти, повторимся, номинальная оппозиция превратилась в предыдущем парламенте. Володинские инновации – строгая дисциплина, запрет голосование по доверенности, штрафы за прогулы – завершили превращение депутатов в государственных крепостных, обязанных за изрядное содержание отрабатывать нехитрую барщину: имитировать законодательный процесс и дискуссии вокруг него.

Эта имитация – сначала процедуры выборов, затем парламентской работы – и есть сегодня единственная функция системных политических партий. Для этого их кормят, для этого и держат. Штуковигромоздкая, недешевая, но необходимая до тех пор, пока Россия продолжает придерживаться принятых в мировом сообществе правил приличия. По крайней мере, так кажется первый взгляд. Рискну предположить, что настоящая власть, сознательно упрощая видимую часть политической системы, сама предпочитает действовать чуть сложнее. Но об этом и поговорим, когда попытаемся понять, что же мы все-таки можем сказать осмысленного о настоящей власти.

Исполнители и судьи

Часто приходится сталкиваться с уверенностью (даже у студентов-политологов, например), что главой исполнительной власти РФ является президент. По Конституции это не так, конечно, но тут реальность практически доела формальности: в то, что главой исполнительной власти является премьер-министр, верят, кажется, только премьер-министр и его пресс-секретарь. Впрочем, исполнительная власть – лиминальная, промежуточная зона, откуда полшага до власти реальной. Однако неофит, рискнувший эти полшага сделать, может жестоко поплатиться, чему примером история бывшего министра Алексея Улюкаева.

Судебная же власть – в тех сферах, где осталкивается с интересами реальной власти, где случается столкновение имитационной политики и политики реальной, – и вовсе даже тенью власти не является. В этом плане опохожа власть законодательную: парламентарии штампуют законы, судьи – приговоры. И те и другие – люди-штемпели в руках представителей настоящей власти. Просто депутаты компактно сидят в одном месте, в центре Москвы, а судьи разбросаны судьбой по просторам необъятной. Задачи у двух ветвей власти практически одинаковые: соблюсти приличия при оформлении решений настоящей власти (но не без учета сделанной выше оговорки). Можно было бы просто перейти к управлению страной посредством указов президента – но реальная власть не делает этого, и едва ли только неловкость ей мешает. Можно было бы недовольных карать без посредников, без унылых спектаклей с обвинением, защитой и прениями сторон; тем более что, как показали два дела «Кировлеса», постановщики этих спектаклей – люди ленивые и неталантливые и даже сфабриковать дело толком не могут.

Можно, но как-то до сих пор неловко управлять страной посредством указов президента.

Кстати, стремящийся к нулю процент оправдательных приговоров по неполитическим делам показывает (вернее, позволяет предположить – когда речь заходит о реальной власти, надо быть максимально осторожным в высказываниях), что прокуратура – элемент реальной власти, а суды – только инструмент.

Впрочем, слишком уж много оговорок сделано касательно реальной власти. Пора попытаться поговорить и о ней. Здесь мы с неизбежностью вступаем в зону апофатического богословия (или ядерной физики, где по следам неуловимых частиц гадают об их свойствах), но, как любят говорить российские правоохранители, попытка не пытка.

Две притчи о слоне

Откуда мы привыкли получать знания о настоящей власти, которые принято считать достоверными? От Анонимного Источника. У каждого, кто более или менее профессионально пытается рассуждать о российской политике, обязательно есть пара-тройка болтливых знакомых, которые имеют какое-то (не всегда понятное, кстати) отношение к центрам силы – к Администрации президента или к Совбезу. К местам, где нам всем мерещится настоящая власть, отличная описанных выше имитаций.

Знания, которые таким образом формируются, заставляют вспомнить древнюю притчу о слоне и слепых. Один слепой потрогал слоза хоби сказал, что слон похож толстый канат. «Нет, – возразил слепой, который трогал слоза ногу, – слон подобен колонне!» Ну и так далее.

Эпоха разгула постмодерпородила свою версию притчи о слоне – там слепые слоны трогают людей, чтобы понять, что люди похожи. Первый трогает и говорит: человек похож плоский блин. Нет, скорее лепешку, не соглашается второй. Но это, конечно, история не о познании власти, а о выстраивании с ней взаимоотношений.

Результаты работы имитационной псевдовласти глупыми не выглядят: Дума, например, под улюлюканье остроумцев сформировала отличный набор репрессивных законов и явно не собирается останавливаться. Суды отлично справляются с применением этих законов. Но остается вопрос: зачем нужтакая дорогая и громоздкая система? Если человек с вероятностью 99% будет осужден, попав под суд, то суд, в общем-то, ни для чего не нужен: достаточно после ареста объявлять арестованного виновным и зачитывать приговор. Если закон не депутатами пишется и принципиальных изменений никакие депутаты внести в него не могут, вся эта свистопляска с Думой, партиями и выборами выглядит просто избыточной – страмогла бы жить по указам президента и распоряжениям правительства, не тратя денег содержание «институций парламентской демократии».

О подлинной деятельности настоящей власти нам больше говорят неанонимные расследования, чем анонимные источники. Здесь нет большой тайны – сверхворовство, сверхпотребление и самосохранение (а теперь уже и самовоспроизводство физиологическом уровне – детки подросли, их надо обеспечивать должностями, их и обеспечивают) занимают власть больше прочего. При этом интересно, что именно вызывает раздражение власти. Важно, например, что уровень свободы слова все еще высок, и публиковать можно почти все (хотя мест, где можно публиковать почти все, осталось не так уж много). Представьте картину, тем более что ореальна: издание «С» публикует кучу документов о коррупционных интересах премьер-министра М. Как реагируют власть вообще и М в частности? Правильно, никак. Теперь представьте, что похожие, а частично просто те же документы публикует оппозиционер Н, прямо выражающий свои претензии власть. Власть отмалчивается, но у Н – непрекращающийся поток неприятностей. Ну и финалом – Н выводит людей улицы, а свой вопрос к М в частности и к власти вообще – всероссийский уровень. Итог известен – Н в камере, люди побиты, М едет охладиться Землю Франца-Иосифа. Не как ссыльный, не подумайте плохого. На денек, туристом.

То есть самосохранение, что и логично, – главная забота власти, и правды о себе оне боится, правды в сочетании с претензиями власть не любит, за правду в сочетании с политическим действием – наказывает. Жестоко наказывает.

Возможно, здесь и кроется ответ вопрос, зачем нужны имитационные институты. Имитационные институты (вкупе с пропагандой очевидно, что пропаганда имитирует наличие СМИ, так же как Дума – наличие парламентской демократии) нужны, чтобы исключить саму возможность политического действия. Псевдопартии не для того, чтобы принимать законы, а для того, чтобы занимать место, котором могут появиться реальные партии, соответствующие приведенному где-то выше словарному определению. Псевдосуды – чтобы исключить возможность разговора о законности. И так далее. Реальны в этом мире только ОМОН и ФСИН.

То есть все институты – вполне, повторюсь, сформировавшиеся – просто часть грандиозной операции прикрытия. И прикрывают они вещи довольно убогие. Все эти яхты с виноградниками – это слишком убого, чтобы городить вокруг них такой грандиозный забор. Но надо иметь немного вкуса, чтобы это почувствовать, а нашим хозяевам повезло – вкуса у них нет.

И снова боярышник

Новый протест, младой и незнакомый – а стоит уже понять, что это не продолжение протестного цикла 2011–2012, это другие люди, другой уровень, не конец того, что и так давно кончилось, а начало чего-то нового, – пытаются истолковать по-разному. Кивают то, что новое поколение не смотрит телевизор и не в курсе, что живет в самой лучшей стране свете, окруженной врагами. Утверждают, что у них, лишенных советского прошлого, нет ни запроса, ни возможности среагировать имперскую мифологию. Все это, наверное, важно и правильно.

Но вернемся к началу. К пузырьку с боярышником. На нем написано: средство для принятия ванн. При этом все: производители, продавцы, потребители – знают, что это средство для принятия внутрь, в жизни никто не принимал ванну с этим несчастным боярышником, а главное – его можно пить без особого страха. Здоровья это не прибавит, но и не убьет немедленно. Весь маскарад нужен, чтобы избежать больших акцизов, ограничений, связанных с продажей легального алкоголя, уйти в серую зону, туда, где не такие жесткие правила, и спокойно получать сверхприбыль. Примерно так же функционирует политическая система Российской Федерации. Жить-то ведь можно. Если не злоупотреблять – не умрешь немедленно. Ровно до тех пор, пока нечистый руку производитель (а как его контролировать – он же в серой зоне), не разольет по пузырькам метиловый спирт вместо этилового. Ну или не решит, например, что для продолжения операции прикрытия нужуже не гибридная, а нормальная такая, настоящая война, чтобы мир содрогнулся, а счет погибших пошел миллионы.

Так вот, новый протест – это, помимо всего прочего, запрос честность. Требование «ответов власти» – это ведь желание поговорить, узнать из первых уст, минуя анонимные источники и имитационные институты, правду нам рассказывают про все эти виллы с яхтами или клевещут. Требование, в общем, прекратить обзывать алкоголь «жидкостью для принятия ванн», а заодно рассказать, как его разливают.

Как мог бы выглядеть такой честный разговор? «Знаете что, да, мы тут строим сословную систему и очень много крадем. Но вас ведь не убиваем, и даже даем чуть-чуть зарабатывать. А если вас это не устраивает, вас будут бить, причем даже буквально».

Пожалуй, это невозможная вещь. Требования нового протеста власть удовлетворить не может по определению. Иначе это уже и не власть будет, а подросток, играющий в игру «Синий кит», каким его представляет ЕлеМизулина.

И пока настоящая власть остается в серой неконтролируемой зоне, каждый россиянин рискует, просто живя здесь, примерно так же, как тстрадалец, который, выходя из хозяйственного, спешно сворачивает пробку с пузырька, и вливает в себя «жидкость для принятия ванн».

Сcылка

[/su_expand]